Неточные совпадения
— Бир, — сказал Петров, показывая ей два
пальца. — Цвей бир! [
Пару пива! (нем.)] Ничего не понимает, корова. Черт их знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то, знаете, живут они на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют к немцам. И все — революционеры. Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит тут же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит
пальцами тут же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными
парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными
парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
— И Вихров указал
пальцем по направлению резко свистящего звука
пара, который послышался с одной из соседних фабрик.
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный житель этой местности, знающий ее как свои пять
пальцев, — покуда леса были целы — жить было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не будет. Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а
пару не дает. Шутка сказать: май в половине, а из полушубков не выходим!
— Мёдом-с, — липовый мёд, соты! — тыкая
пальцем в стол, говорил Кожемякин, упорно рассматривая самовар, окутанный
паром. И неожиданно для себя предложил: — Вы бы медку-то взяли, — для сына?
Приходит, например, ко мне старая баба. Вытерев со смущенным видом нос указательным
пальцем правой руки, она достает из-за пазухи
пару яиц, причем на секунду я вижу ее коричневую кожу, и кладет их на стол. Затем она начинает ловить мои руки, чтобы запечатлеть на них поцелуй. Я прячу руки и убеждаю старуху: «Да полно, бабка… оставь… я не поп… мне это не полагается… Что у тебя болит?»
— Глупо, а — хорошо! Пол — на брусьях, как блюдечко на растопыренных
пальцах, брусья вкреплены в столб, от столба, горизонтально, два рычага, в каждый запряжена
пара лошадей, они ходят и вертят пол. Просто? Но — в этом есть смысл. Петя — помни: во всём скрыт свой смысл, увы!
Похмелье у него было трудное и тяжелое. Лицо за ночь еще более пожелтело, волосы прилипли по сторонам щек, и он жевал губами с выражением страдания и отвращения. Увидя Прохора, — он стал как будто еще более мрачен, но все же поманил вошедшего
пальцем и молча налил рюмку. По его угрюмо-страдающему виду Прохор понял, что вчерашнее миновало бесповоротно. Духовный дворник становился опять особой, не под
пару Прошке, и у Прохора не хватило духу предложить ему свое угощение.
Отворил окно, поманил
пальцем… Жили у нас во дворе, во флигелечке, два брата — бомбардиры отставные, здоровенные, подлецы, усищи у каждого по аршину, морды красные… Сапожничали: где починить, где подметку подкинуть, где и новую
пару сшить, а более насчет пьянства. Вошли в комнату, стали у косяков, только усами водят, как тараканы: не перепадет ли? Отец подносит по рюмочке.
Никита ничего не сказал, но только покачал головой и, осторожно вылив чай на блюдечко, стал греть о
пар свои, с всегда напухшими от работы
пальцами, руки. Потом, откусив крошечный кусочек сахару, он поклонился хозяевам и проговорил...
К избе Максима Журкина, шурша и шелестя по высохшей, пыльной траве, подкатила коляска, запряженная
парой хорошеньких вятских лошадок. В коляске сидели барыня Елена Егоровна Стрелкова и ее управляющий Феликс Адамович Ржевецкий. Управляющий ловко выскочил из коляски, подошел к избе и указательным
пальцем постучал по стеклу. В избе замелькал огонек.
— Вот люблю Оню за правду! — загремел веселый, сочный бас доктора. — На тебе за это, получай! — И запустив руку в огромный карман своего фартука-халата, он извлек оттуда
пару карамелек и подал их просиявшей девочке. Затем осмотрев
палец, он приложил к нему, предварительно промыв уколотый сустав, какую-то примочку и, забинтовав руку, отпустил девочку.
«Вот бы хорошо, если бы я был полицмейстер Тришатный! Так бы в санках, в
паре на отлете, я подлетаю к Петропавловской аптеке. Вошел, протянул указательный
палец...
— Семь платьев, шубка, бурнус, белье, две шляпки, две
пары серег, браслет, два кольца, — начала перечислять Поля и при последнем слове даже протянула княжне правую руку, на двух
пальцах которой были надеты кольца.
На указательном
пальце правой руки богатейший солитер [Солитер — крупный бриллиант (фр.).] изменял простоте его одежды, состоявшей в
паре платья на французский покрой из гладкой шелковой материи коричневого цвета.